adminkinoНачало XX века в европейской культуре связано с возбуждением интереса к так называемому “черному” романтизму и готике. Подобное выражалось в увлечении обществом разнообразными мистическими теориями и практиками — то есть всем неизвестным, необъяснимым, а порой и ужасным. Не является секретом также то, что примерно в это время появился новый вид искусства — кинематограф, который во многом ответил ожиданиям любителей эстетики ужасного и выходящего за общепринятые рамки. Правда, не всяким ожиданиям: известны случаи, когда зрители выбегали из зала при виде “изрубленных” фигур на экране.
Поэтому вовсе не удивительно, что в “ужасном” по своей природе кинематографе в первую очередь зарождались жанры или просто — отдельные образы, которые соответствовали этой природе. К сказанному прямое отношение имеют итальянские дива-фильмы, появившиеся в 1910-е гг. у таких режиссеров, как Нино Оксилья, Кармине Галлоне, Джованни Пастроне.
Дива-фильм не жанр — скорее это разновидность хоррора, к тому же с оттенком драмы. Для наглядного объяснения необходимо обратиться к основной особенности фильмов о диве. Эта особенность как раз и заключается в наличии главной героини, именуемой дивой (иначе — богиней). Дива двойственна. Находясь за пределами любых оппозиций, она всегда где-то “между” — между добром и злом, любовью и смертью, страданием и наслаждением. Причём это касается как переживаний тех, кто её окружает, так и её собственных. Стоит пояснить на примерах.
Одним из самых известных дива-фильмов является “Сатанинская рапсодия” Оксильи (1917), роль в котором исполнила актриса Лида Борелли — женщина, наделенная безупречной античной красотой. Гармоничный профиль Борелли, этой “земной” богини, великолепно подошёл для создания образа аристократки, отдавшей душу Дьяволу, чтобы вернуть молодость. Единственное условие — Альбе (полное имя героини — Альба д’Альтревита, или “рассвет другой жизни”) было запрещено любить. Несложно догадаться, что спустя некоторое время — после счастливых дней наслаждения своей молодостью и красотой — дива влюбляется. Причём сразу в двух мужчин — братьев Серджио и Тристано. Но — автор повторяет — Дьявол запретил ей любить. В результате, Серджио покончил с собой, а сама героиня, отнюдь не лишенная человеческого сердца, уединилась в замке вместе со своими страданиями. В финале хуже. В момент, когда Альба решилась на встречу с Тристано, перед ней появился Дьявол: прекрасная богиня превратилась в старуху, которая, увидев свое отражение, умерла.
С той же Борелли впоследствии был снят ещё один дива-фильм — “Маломбра” Галлоне (1917). Сюжет так же мистичен: донна ди Маломбра, приехав в гости к дяде, — в ожидании свадьбы — находит проклятый дневник, после которого с ней начинают происходить странные вещи. Перед зрителем возникает вопрос: в героиню вселилась душа бывшей владелицы дневника — пленной жены дяди, или дива просто лишилась рассудка от узнанного? И, хотя в конце фильма женщина совершила месть, убила жениха (в дальнейших фильмах с “femme fatale” уместнее будет говорить “погубила”) и покончила жизнь самоубийством, финал все равно остаётся открытым: не совсем ясно, какая сила двигала героиней.
Не меньший интерес для зрителя может представлять и лента “Бабочка” (1916) того же Галлоне. В принципе, основы сюжета аналогичны: красавица, страдающая от туберкулёза, в последние дни решает наказать себя ещё больше — начинает вести распутный образ жизни, отчего теряет жениха и, в конец обезумев, оголяет свое тело на глазах у людей. Последний акт — дань пока ещё живой красоте и приближающейся смерти.
Необходимо заметить, что статуарный вариант образа дивы, воплощенный Борелли, был не единственным на экране. Так, например, “холодное” страдание было абсолютно чуждо актрисе Пине Меникелли. Образ Пины — это образ горячей темпераментной женщины, открыто манипулирующей мужчинами, часто — с помощью своего унижающего смеха. Так, в фильме “Пламя” («Il fuoco (la favilla — la vampa — la cenere)», 1916) Пастроне героиня Меникелли играет натурщицу, которая, уже после написания картины, стирает с себя родимое пятно. В итоге — портрет лишается сходства с оригиналом, а сам художник от отчаяния сходит с ума. Следующая дива, сыгранная Пиной, явилась в ленте “Королевская тигрица” («Tigre reale», 1916), где зритель встретился с тем же уничтожающим смехом и кроме того — самоистязанием дивы: княгиня Натка приняла смертельную дозу морфия, чтобы насладиться агонией.
После рассмотрения сюжетной, идейной и образной составляющей дива-фильмов, хотелось бы отдельно отметить стилистическую специфику некоторых из них. В частности — цветовую, поскольку на заре кинематографа все же находились авторы, раскрашивающие кадры вручную. Наиболее богатой в этом плане выглядит “Сатанинская рапсодия”. Выбор цвета здесь тесно связан с внутренними переживаниями дивы: в цвете показываются сцены, когда она слышит на улице “мелодию любви” и, после своего заточения, приглашает в дом людей; когда она, одетая в чёрное (!), украшает комнату цветами; когда ожидает Тристано у себя в комнате: в кадре появляются режущие глаза сине-зелёные тона, образ зловещего всадника и светотеневая игра — падающая от окна тень в форме решётки; когда она — то ли в фате, то ли в саване, выходит на балкон, а после — в райский зелёный лес, где её встречает “Тристано”.
Прочие фильмы менее красочны, в основном с акцентом на черно-белом. Однако яркую палитру можно заметить в “Королевской тигрице”: ярко-оранжевые (истинно тигриные) и красные тона в сцене самоубийства (во время которого происходит пожар) передают общий накал сцены и по язычески страстную натуру княгини Натки.
Хотелось бы также отметить фильм “Пламя” (1916), но уже с точки зрения костюмного решения: совиный образ натурщицы, олицетворяющий её черную, охотничью натуру, а также использование атласа, добавляющего внушительную долю эротизма.
Таким образом, каким бы удивительным это ни казалось, но образы роковых красавиц в американском нуаре вовсе не американского происхождения. Именно в кинематографе Италии был сделан акцент на двойственной природе женского начала, одновременно родящего и разрушающего. А также — страдающего от собственных разрушений. У Борелли это выражено в большей степени, чем у Меникелли. Темпераментной Меникелли слабо подходит маска страдалицы. Однако её стихийные порывы в фильме — смех, пластика — так же интерпретируются как метания языческой дивы. Дивы, которую позже можно будет обнаружить в образах таких голливудских красавиц, как Рита Хейворт, Мерилин Монро и др.